Когда отряд Джинхо́на скрылся, оставляя колдуна, гоблина и дочь ораха посреди орды, Ангмар обратился к гоблину мысленно, решив, что ему можно знать о возможностях самого мага:
— Постарайся прикинуть, кто из этих степняков будет за нами скрытно следить.
Он думал удивить Бабахраса, но больше удивился сам, когда, помимо него, ему ответил другой... человек?
— О, коллега, — довольно воскликнул Шарлиэ, когда голос Ангмара привычным эхом прозвучало в сознании гоблина. — Рад, очень рад. Шарлиэ фон де Блюэ к вашим услугам. Прошу прощения за мою бестактность, ваше имя Ангмар, если не ошибаюсь...?
—
Чудесно, просто наичудеснейше чудесно! Теперь аж два бесячих варлага у меня в голове! — Бабахрас выругался и сжал кулаки, свирепо глядя волшебнику в спину. —
Отвечая на твой вопрос: да практически все, все будут следить за нами. Хотя за нами и следить не надо. Мы от них отличаемся и так. Циркачи да трюкачи ё-маё.
Две лошади медленно продвигались среди враждебной орды, словно пойманные светлячки в пучине чёрных муравьёв. Суровые обветренные лица степняков были направлены в сторону чужаков. Руки — натянутые жилы луков — дай только повод и они в одно мгновение ока переломят дрянные шеи чужестранцев. Если Ангмар, будучи человеком из далеких земель, был им привычнее, то Бабахрас считался экзотической диковиной. Тех, кто видел здесь гоблинов можно было по пальцам пересчитать. Некоторые даже перешептывались и украдкой указывали на него.
— Ангмар, да, Хексенсон, — представился Ангмар Шарлиэ, проигнорировав ответ угрюмого сидящего позади вора, но одарив того ироничным взглядом. — Теперь я понял, что за непонятная энергия от тебя исходит. Ты проклят? Наверняка шарился по какому-то древнему подземелью и сделал то, что не следовало делать. Как с тем верблюдом пару дней назад. И давно вы... соседствуете?
— Я? Проклят? Что за чепуха, коллега...
— Он про меня, идиот.
— О, Ангмар, на самом деле наше совместное путешествие длится не так долго.
— Сочувствую, — казалось колдуну нравилось новая компания в голове Бабахраса. — И на чём ты специализировался?
— Моя специализация была крайне узкой, отчего многие не понимали и соответственно не разделяли, так сказать, компетентной зрелости в моих изучениях, поскольку...
— Избавь меня от очередного трёпа. Чертила он бывалый. Рисунки всяковые выводил.
— И да, и нет, невоспитанный ты гоблин. Изучение рун колебательных частиц унисонных звуков природы отнюдь не самая простая вещь для чтения, а для понимания ещё сложнее. Но в целом, ты прав. Руны и Жизнь - были моей... жизнью, прошу прощения за столь бестактную вновь тавтологию.
— О, прекрасно, мне как раз нужен был сведущий в рунах и начертательной магии собеседник.
— Как я уже говорил: к вашим услугам, коллега.
— Нет уж заткнитесь оба. Я не слышу собственных мыслей. Ангмар, сукин ты сын, чего тебе надо здесь, ну то есть в моей башке? Словами через рот не можешь? Лучше бы за принцессой смотрел. И за косыми взглядами... Хе-хе.
— Вот охота мне переговариваться, когда нас слушают десятки ушей.
— Так говори по делу, а не о дерьме.
— Эй!
Лошади встали. Все голоса в голове гоблина смолкли, когда из внушительных размеров шатра вышел один из многочисленных слуг Большого хана Барлас-Батора и жестом пригласил вступить внутрь, где начинался пир, устроенный по случаю обретения невесты. Вместо голой земли под ногами лежали дивные ковры с замысловатыми узорами, а стены украшали выделанные шкуры белых оленей с вышивкой из красных и синих толстых нитей. Шатёр был переполнен запахами, от некоторых даже слезились глаза. Хан угощал гостей диковинными, непривычными для кочевников лакомствами – заморскими винами и пряностями, которых не найти в степи. Взор мелких вождей услаждали двенадцать танцовщиц, с кожей чёрной, как атраванский кофе. Худые, но поджарые они завлекали внимание гостей гипнотическими движениями тела и медленными пассами рук, словно извивающиеся в такт музыки змеи. Дай им шанс и чернокожие рабыни задушили бы своих великодушных хозяев, которые не поскупились на кольца, ошейниками сковывающими длинные шеи женщин. Одного такого хватило бы на недельную разгульную жизнь, но гоблин оторвал взгляд от них. В то время как многие гости не могли оторвать взгляд от прибывших чужаков. Вожди не улыбались, воспринимая их как побеждённых врагов, а соответственно Ангмар и Бабахрас в их глазах были не значительнее бродячих псов, приблудивших на двор. Но Большой Хан молчал, и открытой враждебности по отношению к ним не выказывали.
Уже собралось с десяток мелких вождей и десятка два мужчин в звериных шкурах с бубенцами на колпаках и несчётному количеству разнообразных оберегов на поясах. Провалив от нежелания шанс был воспитанником деда в крайне необычном ремесле, Бабахрас понял с первого взгляда кем были эти разодетые в шкуры люди. То были шаманы. Среди них выделялся один, которого представили как Оюн-гуай. Он был высок и пах травами, а не потом, как другие шаманы. Его немолодое разукрашенное лицо выглядело так угрюмо, что казалось, что под его орлиным носом постоянно лежали невидимые тролльи кучи. В руках он держал резной посох, на голове его были турьи рога, вплетённые в густую гриву немытых волос, а на поясе висел изогнутый меч, явно не людской работы.
— О, — сказал шаман на тавантинском. — Я уже знаю об Анамар-гуюне и его, — он потряс оберегом на поясе, — духах Неба.
— Анамар-гуюн? — переспросил колдун. — Это что-то из вашей истории?
— Что происходит под небом Великой равнины, всё входит в нашу историю. Когда-нибудь и о тебе будут петь хурчи, как о том, кто едва не заставил отступить храброго Балас-Батора.
— Я бы их даже послушал, — вежливо ответил Ангмар, пробуя очередное мясное блюдо.
— Интересное оружие... чья это работа? — спросил он, оглядывая чудный меч.
— Я не знаю, — Оюн-гуай положил руку на эфес. — Ранее им владел рыжий свен, но он оказался недостойным хозяином. Меч выбрал меня.
— Орка с два, он тебя выбрал, трепло. Выдрал небось из рук, когда ганза твоя шаманская его на куски порубила, — усмехачи в сердцах воскликнул Бабахрас.
— Нельзя так не доверять людям, — укоризненно заметил Шарлиэ. — Он кажется порядочным учёным мужем. С рогами…
— Которые ему наставили, хе-хе, да-да, балабол он. Повидал я таких клинков не мало. Когда с подземельниками дело вертел.
— Гномами?
— Не, хотя и с ними тоже. Тогда заказ у меня был, жёсткий, опасный, чуть не подох. Тёмные заны. Ну, эльфы или дроу по вашему. Свистели так, едва ушей не лишился”.
— Эльфятская работа, — не выдержав, он вклинился в разговор, сложив руки на груди, с видом знатока разглядывающего клинок. — Бабахрас, кстати моё имя. У вас здесь очень уютно, милсдарь...
— Оюн-гуай, — быстро подсказал Шарлиэ.
— …Оюн-гуай, — закончил Бабахрас.
— Это не у меня. Это у хана, — поправил шаман.
— Мои извинения, — учтиво склонил голову гоблин, а затем обвёл всё скромным жестом. — Большой Хан Балас-Батор имеет изысканный вкус. Особенно прелестны танцовщицы.
— Ты сама галантность, когда хочешь, — похвалил его Шарлиэ, на что получил ответил, что когда от слов зависит жизнь, гоблин способен на большее.
Впрочем шаман никак не отреагировал на замечание гоблина. Видимо он не видел эльфов и не был в них заинтересован.
Тем временем в просторном зале исполинского шатра продолжалось веселье. Принцесса Чунгхи сидела рядом со своим возлюбленным Большим Ханом, который в свою очередь принимал поздравления от мелких вождей. Лестные речи текли не меньше, чем реки из вина и прочих крепких алкогольных напитков, большинство которых Бабахрас успел испробовать самолично. Поморщившись от очередного глотка неизвестного жидкого горлодёра, гоблин встретился взглядом с одним из шаманов и улыбнулся ему, как и до этого с другими. Не придавая серьёзного значения к любопытству шаманов, которые пристально посматривали на него весь вечер, Бабахрас продолжал богатую дегустацию вин.
Пиршество подошло к концу, когда в глубокой ночи на ногах остались всего лишь единицы, среди которых был и гоблин. Большинство засыпали там же, где и сидели. Некоторые, понимая обилие выпитого, уходили. Вожди держались за широкие ушаки, словно те помогали им не упасть от гулящей под ногами земли, и гуськом направлялись в свои палатки. Половина из шаманов довольно похрапывали на растеленных коврах, поджав под себя ноги для тепла. Остальные нашли в себе силы уйти. Даже чернокожие танцовщицы пропали со своих мест, и более не было слышно мерного звона их скудной, но богато украшенной одежды. Большой Хан Балос, видимо устав, удалился в свои покои, заранее распорядившись, чтобы Чунгхи также не оставалась в шатре. Вскоре её увели.
Кофе, — название для черного напитка, к которому гоблин успел пристраститься за последний час, — забурлил в животе и упал ещё ниже, подсказывая Бабахрасу о необходимости удалиться за пределы шатра. Свежий воздух окатил его с ног до головы, удивляя чистотой без примесей запахов и сильных душков. Жадно вдыхая и улыбаясь, Бабахрас сделал глоток и спустил штаны. Ему был по вкусу этот вечер. Еда и питьё в достатке, развлечение, смех, несколько стащенных кошелей у невменяемо напившихся гостей — всё как обычно в крупных трактирах и постоялых дворах. Казалось, он более не испытывал страха перед Большим Ханом и его непредсказуемым выходкам.
Возвращаясь назад слегка иным маршрутом, гоблин едва не наступил на чью-то голую задницу, торчащую из вороха тряпок, и засаленных шкур, которые представляли собой штаны тьянца. По бокам от задницы торчала пара стройных кофейных ножек. Слышалось надсадное сопение, пыхтение и похрипывание тьянца и тонкое, похожее на мышиное, попискивание рабыни.
— О как, — заметил Шарлиэ, но не заметил Бабахрас. Он споткнулся о ноги степняка и упал на него сверху, разлив остывающий как и возбуждение тьянца напиток. К своей неудаче гоблин повалился аккурат на голую задницу, то вздымающуюся, то опадающую под ним. Насильнику потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, что к увеселению подключился третий лишний. Задница на миг замерла, а потом уши резанул тонкий визг. От сильного толчка его вознесло вверх и уронило на утоптанную землю рядом с шатром. Последний капли кофе вылетели из кружки.
Тьянец вскочил, держа в одной руке кривой нож, а второй нащупывая спущенные штаны:
— Гыйчи амтан гахан сагас! — на гоблина обрушился целый шквал незнакомых слов, явно не описывающие восторг от происходящего. — Би хэсэг болгон хуях болно!
— Переведи, — обратился он к Шарлиэ, но тот только промычал, сославшись на то, что не знает тьесский.
— По предыханию и диссимиляции звуков, я делаю вывод, что он крайне зол.
— Бесполезный.
Бабахрас несколько раз моргнул и огрызнулся ему на родном языке, а затем отошёл на несколько шагов. Но тьянец шагнул следом. Казалось, он был не очень доволен, что его так бесцеремонно прервали.
— Эй, мужик, ты, эта, давай без этого, — предупредил его Бабахрас.
— Мершөл гуйх! — выкрикнул тьянец, несколько секунд подождал и выкрикнул снова, более истерично. — Мершел гуйх!
Острие кинжала сначала показало на гоблина, а после на землю.
— Мершел гуйх!
Бабахрас отошёл ещё.
— Эй, — окликнул он рабыню. — Че ему надо?
Его обращение к ней вывело тьянца из себя ещё сильнее. Он завизжал и, держа одной рукой штаны, ринулся следом, свирепо полосуя кинжалом воздух перед собой. Тогда гоблин отбежал, сделав крюк вокруг, и запульнул в агрессора пустой кружкой, но та пролетела мимо и вероятно попала в прикрывающую руками наготу рабыню.
— Какой абсурд! Поведение какого-то животного! — неистовал Шарлиэ, но ничем не помогал. — Надо как-то это кончать!
Надо, подумал Бабр-Пустельга и, нахмурившись, вытащил из-за спины свой кинжал, а в другую ладонь удобно положил метательный нож. Если тьянец не успокоиться, то упадёт он прямо здесь, истекая кровью и без штанов. Впрочем гоблин понимал к чему приведут эти действия и повременил с физическим вмешательством.
— Стоять, я сказал, урод, — рявкнул он, надеясь, что это хоть как-то вразумит обиженного степняка.
Когда тот замедлил ход, Бабахрас уже хотел довольно оскалиться, как почувствовал за спиной чужое присутствие. Обернувшись через плечо, он видел Оюна-гуай. Шаман с каменным лицом смотрел на гоблина, а потом перевёл взгляд на тьянца и бросил тому несколько резких фраз. Реакция была мгновенной: весь воинственный пыл варвара исчез, тот сплюнул Бабахрасу под ноги, спрятал кинжал и вразвалочку заковылял прочь, держась за штаны.
— Во спасибо, друг...э-э... уважаемый Оюн-гуай. Он тут непотребствами занимался: шпилил чёрную девку. Не видать вообще. Ну я и споткнулся о его ноги растянутые. Пролил что-то даже на него. И он сразу за нож…
Опустив взгляд, Бабахрас не сразу сообразил, что до сих пор сжимает в руках оружие и слегка удивился.
— О чем ты? — Оюн сощурился. — Я предостёрег его.
— Предостерёг? — непонимающе пролепетал гоблин.
— Я сказал, что если он зарежет тебя, то в него вселятся духи, что сидят в тебе.
— Он знает, — прошептал Шарлиэ, и голос его звучал испуганно. — Шаманы наверное почувствовали, что в твоей голове не одно сознание.
— Какие духи? — начал играть в дурака Бабахрас.
Оюн сощурился на него и ушёл, не говоря больше ни слова.
Пробормотав на гоблинском о странных шаманах, о деде и о пролитом кофе, Бабахрас обернулся к полуголой рабыни, рассчитывая снять с неё ошейник, но к этому времени её уже и след простыл. Разочарованный своей медлительностью, он решил немного протрезветь и незаметно для других прогуляться по лагерю.
Ночи в степях темны. Луна и звёзды освещали сами себя. На земле лишь маленькие круги света там, где горят костры, но за их границами тьма казалась настолько густой, что её можно резать ножом. Сквозь войлочные перегородки слышался храп людей. Гоблина облаивали мелкие злые собаки, но в целом всё проходило гладко. Никто не пытался его остановить, ограбить или убить.
Надышавшись свежим воздухом и собрав мысли воедино, Бабахрас вернулся обратно в праздничный шатёр и, завернувшись в плащ, уснул.
Приветствие
Новые сообщения
Нет новых сообщений
Форум закрыт
